Петр Киле - Очаг света [Сцены из античности и эпохи Возрождения]
Наступает ночь и утро нового дня. Алкивиад и его раб в саду у садовой скамейки.
Т и р е с и й
Опасно здесь нам оставаться боле.
А л к и в и а д
Опасно здесь и в Спарте, мне повсюду
Теперь опасно жить. У славы зависть
Добычи домогается, как может.
Лисандр строит козни; царь Агид...
Т и р е с и й
Готов убить из ревности - понятно.
Ты мог вести себя в чужой стране
Хотя бы поскромней, цариц не трогать,
Когда девиц и молодух пригожих,
Ну, сколько хочется твоей душе.
А л к и в и а д
Мои потомки будут здесь царями,
Вот что подумал я, послав Агида
Брать Декелею, мне оставив дом
С царицей, коей приглянулся гость.
Т и р е с и й
Куда ж теперь?
А л к и в и а д
Сестра моя Кассандра
В пророчествах своих меня видала
Вельможей у персидского царя.
Мой сон все длится. Целый век, пожалуй.
Входит Тимея в сопровождении женщин, которые остаются в стороне, как и раб.
Т и м е я
Алкивиад! Я думала, ты отбыл?
А л к и в и а д
Свернул с пути, чтобы с тобой проститься
И избежать погони, если будет.
Не бойся за меня. Расти мне сына.
Родись я в Спарте, был бы я царем.
Т и м е я
Зачем бы это? Ты Алкивиад!
А л к и в и а д
Готовитесь вы к празднеству, в котором
Уже меня не будет? Жаль.
Т и м е я
А нам?
В борьбе ты славно побеждал могучих.
А л к и в и а д
Когда, ну, мальчики в борьбу на поле
Вступают обнаженными - не диво.
Но в праздники увидеть хоровод
Из обнаженных девушек без тени
Смущенья и стыда, как бы в покрове
Невинности и целомудрья статуй, -
То диво мне, как будто нимф я вижу
Среди людей явившихся нежданно.
Скульптур вам и не надо, всюду тело
Живое - образ красоты и мощи,
Цветущей лишь до зрелости, недолго,
Но смерти вы, как звери, не боитесь.
Мы любим то же, только в полутайне,
В прозрачных одеяньях, в украшеньях,
Как птицы в опереньях красоты;
Мы красоту лелеем, как бессмертье,
И в статуях мы обретаем вечность.
Т и м е я
Алкивиад, не воин ты, философ!
А л к и в и а д
Прекрасна юность, но она мгновенна!
О чем, к несчастью, ведал с детства я,
Как жизнь, что мне дана, и ужас смерти
Маячил предо мною с детских лет,
И я ни в чем - ни в красоте своей,
Ни в знатности не находил отрады, -
И даже в радостях любви острее
Я ощущал пределы бытия
И беспредельность неба надо мною.
Как смертному смерть превозмочь, как звезды?
Лишь ранней смертью подвигом героя,
Лишь славой беспримерной на века,
Иного нет пути к бессмертью, в небо,
Где небожители живут предвечно.
Теперь же все пропало. Как Икар,
Поднявшись высоко, у солнца крылья
Я опалил. Злосчастная судьба!
Т и м е я
В твоем паденьи вижу искры славы!
А л к и в и а д
Когда б я мог объединить Элладу
В единое сообщество народов,
Живущих в мире, вместо войн и распрей!
Но вижу, слишком мы различны с вами
По образу правления и жизни,
Хотя и поклоняемся богам
Одним и тем же, - то же очень разно,
Но крайности ведь сходятся, а где?
На поле брани мужеством мы сходны,
Вы воины, законы защищая,
А мы, изнеженные красотой, -
Свободу человеческого духа
Пред варварами, также и богами.
Над равниной среди гор провисает закатное солнце.
Сцена 2
Афины. Агора. У Круглой палаты Ферамен и Сократ.
Ф е р а м е н. Сократ, так что прослышал ты об Алкивиаде?
С о к р а т. Много чего. Стоустая Молва, как видно, только им занята и превзошла давно наших комических поэтов в домыслах и остротах.
Ф е р а м е н. О подвигах Алкивиада при дворе спартанского царя Агида?
С о к р а т. Нет, теперь ведь он служит персидскому царю при дворе его сатрапа Тиссаферна, самого заклятого врага греков из всех персов.
Ф е р а м е н. Он очаровал и Тиссаферна, как и тебя, Сократ. Говорят, самый красивый из своих садов с полезными для здоровья источниками и лугами, с великолепными беседками и местами для прогулок, отделанными с чисто царской роскошью, Тиссаферн приказал назвать Алкивиадовым. Можно представить, насколько он там пришелся ко двору с его любовью к восточной роскоши!
С о к р а т. А в Спарте, говорят, он ходил босой, как я, в одной накидке, обедал за общим столом и купался в холодной воде, будто родился там.
Ф е р а м е н. Хамелеон удивительный! Я всегда им восхищался, а теперь особенно.
С о к р а т. Теперь особенно?
Ф е р а м е н. Посуди сам. Тиссаферн всячески помогает Спарте в войне с Афинами, прежде всего деньгами, настоящими, из золота и серебра, а не железными, на которые вне Лакедемона ничего не купишь. Так, Алкивиад воюет с Афинами, ты думаешь? Нет! Он убедил хитреца Тиссаферна, что он способствует усилению Спарты за счет Афин, когда персам выгоднее дать воевать грекам друг с другом - к усилению Великого царя. Теперь Алкивиад больше вредит Спарте, поскольку царь Агид приказал эфорам его убить, и готов всячески помогать своей родине. Но поскольку народ приговорил его к смерти, он вступил в сношения с нами.
С о к р а т. Ты хочешь сказать, Ферамен, те постановления Народного собрания об ограничении числа граждан до пяти тысяч и Совета до четырехсот, принятые по твоему предложению, что нельзя иначе назвать, как переворотом, приведшим к власти олигархов, - это дело рук Алкивиада?
Ф е р а м е н. После поражения афинян в Сицилии, как ты знаешь, Хиос, Лесбос и другие государства в Ионии стали договариваться со Спартой об их отпадении от Афин, и все наши усилия сосредоточились там - ради сохранения или возвращения нашего могущества. Алкивиад и там принес много зла Афинам, но когда он увидел, что нам грозит полный разгром в случае соединения спартанского и финикийского флотов, он задумал новую игру: вступил с нами в сношения, обещая спасти афинский флот, разумеется, с тем, что мы, придя к власти, позволим ему вернуться на родину. Угроза новой катастрофы после Сицилии вынудила выступить нас - ради спасения Афинского государства.
С о к р а т. А что же сделал Алкивиад?
Ф е р а м е н. Пришел корабль с Самоса?
С о к р а т. Еще утром.
Ф е р а м е н. Критий выехал в Пирей встретить вестника и переговорить с ним.
С о к р а т. Я видел вестника. Он ожидает начала Народного собрания, чтобы выступить с сообщением. К нему никого не подпускают.
Ф е р а м е н. А где же Критий?
С о к р а т. Ферамен, это Фрасибул.
Ф е р а м е н. Фрасибул?! Это же приверженец демократии.
С о к р а т. Как и ты, Ферамен, до недавнего времени.
Ф е р а м е н. Я думал исключительно о заключении мира со Спартой, а форма правления - дело третье. Необходим мир, иначе Афины потерпят сокрушительное поражение.
С о к р а т. Вы изменили государственный строй в угоду Спарте, а война продолжается.
Ф е р а м е н. Может быть, это и случилось? (Увидев Крития, идет к нему.)
К р и т и й. Ферамен! Ты утверждал, что сторонники Алкивиада на Самосе поддерживают приход к власти олигархов.
Ф е р а м е н. Да, чтобы Алкивиад мог вернуться на родину.
К р и т и й. Я и написал сам постановление о возвращении Алкивиада из изгнания и подписал. Однако, как я понял со слов вестника, Алкивиад, возглавив афинский флот и войско, наши основные силы, которые базируются на Самосе, не поддержал нас. Вестник не пожелал выступить перед Советом 400, а намерен сделать сообщение на агоре, будет нами созвано Народное собрание или нет.
Ф е р а м е н. Если ему приказано не делать тайны из его сообщения, он имеет право на это. Очевидно, недаром прислали вестником Фрасибула, громкоголосого смельчака. Мы не можем не выслушать его.
![Петр Киле - Опыты по эстетике классических эпох. [Статьи и эссе]](/uploads/posts/books/199425/199425.jpg)